джан, Мурат в хороших людях разбирается». Признаться, я собак не боюсь, я их люблю. И они это чувствуют. Если и кусали, то один или два раза за всю жизнь, да и то потом извинялись. Мол, извини, брат, ошибочка вышла.
Через несколько дней погода скукожилась: небо заволокло серыми облаками, пошли дожди, сильно похолодало. Отец потерпел дня три, плюнул и укатил домой. А я остался. Что здесь мерзнуть, что в Москве — нет разницы. Зато здесь море, которое я так люблю. Когда я еще его увижу… И словно в награду за мое терпение погода вскоре наладилась. Опять жара, тихий ветерок и ласковое море. Вернулось лето как ни в чем не бывало. Изо всех репродукторов вновь понеслось «О, море в Гаграх» — гимн города. Я ввинтился в курортную жизнь. Подружился с хозяевами, собирал с деревьев виноград для маджары, молодого вина. Мурат вообще стал моим лучшим другом, так и ходил за мной по пятам. Я познакомился с Олей, прекрасной девушкой. Играл на пляже в волейбол и бадминтон. Совсем забыл про Москву. На пляже меня многие знали, потому что я выделялся на фоне пузатых и вялых мышцами хорошей фигурой. Секрет был прост: года три уже я занимался культуризмом. А это было внове, многие даже не знали, что это такое. Может, Оля и влюбилась в меня за красивую фигуру. А не исключено и за то, что читал ей стихи Есенина, которого обожал.
Тут проносится весть по городу, что совсем рядом, в Пицунде, отдыхает сам Никита Сергеевич Хрущев. Приятно нам стало, что вблизи, считай в двух шагах, купается и загорает Генеральный Секретарь ЦК КПСС. И однажды утром развернул центральную газету один рыжий человек да как заорет: «Ухга! Ухга!» Картавый он был и букву рэ не выговаривал. Все на него обернулись. Что он, с ума сошел? А он опять орет: «Хгуща сняли! Кукухгузника скинули!» Мы подошли, заглянули в газету — точно. По состоянию здоровья снят со всех постов и отправлен в отставку. Наверное, на солнце перегрелся и получил солнечный удар. Ничего себе. Все по-разному восприняли эту потрясающую новость, но как-то сдержанно. А этот картавый все орет: «Ухга! Ухга!» Я взял его за руку и говорю так спокойненько: «Закрой пасть! Не то в рыло дам». Он стал вырываться и верещать во все горло: «Милиция! Милиция! Бандит!» Пляжники меня еле оттащили, а Оля успокаивала. А потом и вовсе увела с пляжа. Успокаивался я медленно и все сожалел, что не успел картавому дать в харю.
Вот вам, может быть, смешно, а я тогда заступился за Никиту Сергеевича от чистого сердца. Смотрите, он дружил с самим Фиделем Кастро, спас Кубу от американцев. Потом, построил Асуанскую плотину в Египте, обещал показать Америке кузькину мать и чуть не перегнал ту же Америку по мясу-молоку. Но и это не главное. Хрущев вызволил из колымских лагерей моего родного дядю. Дядя Коля вернулся домой в пятьдесят шестом году после двадцатилетней каторги. Оказалось, что он вовсе не японо-английский шпион, а вовсе даже наоборот, патриот и невинно осужденный. Он чудом уцелел, а два его брата и дядя по матери сгинули навечно. И где их могилы — никто никогда не узнает. Царствие им Небесное. Дядю Колю я уважал и любил. И потому был признателен Хрущеву, прощая многие несуразности его правления. Такие вот дела.
* * *
Несмотря на государственный переворот танцевальные площадки не закрыли. И мы в тот вечер натанцевались до упаду. В Гаграх было, конечно, некоторое смятение. Как же, не каждый день все-таки вождей скидывают. Но мало кто воспринял это как трагедию. Никто не плакал, не вопил и, тем более, не рвал на себе волосы. Жизнь, как ни странно, продолжалась. Вот мы с Олей и утанцевались. И в результате поздних танцулек сталкиваемся на набережной нос к носу с толпой местных бандитов. Сошлись мы. Один, высокий парень, довольно симпатичный с щегольскими усиками, очевидно главарь шайки, со смехом говорит: «Здорово, кацо!» «Здорово», — отвечаю. «Догадайся, какой у нас праздник?» — говорит. Я напряженно подумал, и тут меня осенило: «Хрущева сняли». Все заржали, а главарь шайки хлопнул меня по плечу и попросил: «Скажи еще раз». «Хруща сняли», — повторил я. Шайка заорала восхищенно и заулюкала: «Хруща сняли! Хруща сняли! Хруща сняли!» Тут появилась большая бутыль в плетенке, кружка. Заводила налил кружку вина до краев и сказал радостно: «Выпей, брат, за это». Делать нечего, я выпил. Вино оказалось очень хорошим, с клубничным привкусом. А потом все стали пожимать мне руки и хлопать по плечам. И мы разошлись в разные стороны. А главарь обернулся и крикнул: «Красивая у тебя девушка, брат! Береги ее». Оля покраснела. Такие вот дела.
Вспомнил я об этом эпизоде из моей жизни и рассказываю, кому интересно, потому, что недавно разговорился с соседом за жизнь. Дело почему-то дошло до Хрущева. И он поведал, как узнал о его снятии. Сейчас сосед — полковник в отставке. А когда-то был старшим лейтенантом ракетных войск. И вот как-то заступил на дежурство в бункере управления запуском стратегических ракет. По определенному сигналу он должен нажать кнопку — и миру копец, включая Америку. Вот сидит он, и вдруг сверху по железной лестнице, с грохотом, спускается политрук полка. Молча с грязными сапожищами лезет на стол, топча журнал дежурств и снимает со стены портрет главнокомандующего, Никиты Сергеевича Хрущева. И уходя, с кривой ухмылкой рявкает: «Сняли кукурузника! По делом ему, суке!»
В армии Хрущева не любили. И имели на то причины. Такие вот дела.
Голая Пристань
Когда это было? Давно.
Шел тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Прошлый век прошлого тысячелетия. В голове не укладывается такое летоисчисление. Получается, что и я человек из дремучего прошлого. Ну и ладно, не слезы же лить.
Власть Хрущева, Никиты Сергеевича, катилась к финалу. Гагарин в космос слетал. Отец мой создал систему дозаправки топливом стратегических бомбардировщиков в воздухе. Горжусь им. А мне настучало семнадцать полновесных серьезных лет. Много? Нет, немного. Мало? Нет, совсем немало. Одни в таком возрасте еще сопли на кулак наматывают, а другие успели уже подвиг геройский совершить. Ну а я вроде бы повзрослел, но не совсем.
Отдыхал я в то лето с семьей: папой, мамой и сестренкой, в Голой Пристани, что на Украине. Не в самом городе, а на острове, что супротив города, через протоку Днепра. В то время
